Скарлетт
... Зачем кричать, когда никто не слышит.
О чем мы говорим.
Мне кажется, что мы давно не живы,
Зажглись и потихоньку догорим ...

— Ведьма! Ты отправляешь меня на исправление к ведьме! — я моргаю так часто, что, кажется, сейчас взорвусь. Вот уже несколько бессмысленных и беспощадных дней, как мы ведем войну с ТАРДИС. Зримую, которую я ощущаю кожей, телом, которое машина времени вышвыривает в новое приключение, в новый город, где живут старые друзья Доктора. Бенефис самолюбия Доктора, бенефис слез спутников и их спутников. Истерики, крики, просьбы Доктора вернутся. Мне надоело его. И с каждым разом я веду себя все более жестче и несдержанней. Сначала мне все это казалось игрой, с которой я так легко справлюсь. Но чем больше людей просили Доктора вернуться, тем больше я ненавидела их. Их всех. И саму суть Доктора. Волшебник в синей будке, добряк, которого все обожают. Я больше не была такой. Я не хотела быть такой. Не хотела иметь с ней ничего общего, и уж точно не собиралась подбирать сопли спутникам, что потеряли своего друга. Друга, который про них даже не вспоминал. Друга, которому было на них наплевать. Несколько веков спустя они продолжают относится к Доктору, как к Божеству, и это просто убивает меня. Убивает и заставляет меня хотеть кричать.

— Ты совсем шлепнулась в своей голове? Куда ты так рванула?! — прижимаясь к консоли, буквально впиваясь в нее пальцами, пока ТАРДИС летит с своей самой большой скоростью во время Святой Инквизиции, где меня ждет еще одна встреча с подругой Доктора. О, да. Такое бывает Доктор дружила с ведьмами, она путешествовала с ведьмой, выполняла свою святую миссию спасителя. И чего же ТАРДИС ожидает от ведьмы сейчас? Как будто она сорвется со своего места, как будто станет спасать Доктора, которого больше не существует, — Или ты опять одержима? Так это нам нужно к красивой заднице Джона Константина! А никак не к первой женщине на Земле! - я кричу, стараясь игнорировать микровзрывы на алой панели. ТАРДИС так хотела показать свое могущество, я лишь видела в этих движениях ее глупость, очередную. Она тратила свою энергию, совершенно не заботясь о том, насколько не мягким будет приземление, — Плаксивые девчонки Доктора не вернули его! Ты думаешь, что у ведьмы получится? Или ты считаешь меня одержимой? — я охнула, вжимаясь в консоль и касаясь руками двигателя, — О, Дорогая, я с радостью докажу тебе, что это не так...

... Когда нас много начинается пожар
И города похожи, на крематорий и базар
И все привыкли ничего не замечать
Когда тебя не слышат, для чего кричать? ...

Дверь захлопывается за мной с грохотом. ТАРДИС выгоняет меня безо всяких почестей, совершенно не заботясь обо мне или моем состоянии. Я для нее обуза, ненужный элемент. Точно такой же, как и она для меня сейчас. Мы так и не смогли подружиться. Она даже не пытается. Я тоже не собираюсь расстилаться перед ней в свою очередь. Поэтому все, что мне остается сейчас, это сделать несколько шагов вперед, в глухом лесу, чтобы встать на дорогу. Дорога в конечном итоге приведет меня к деревне. ТАРДИС издевается или мое сознание не может найти себе места, перемежеваясь с воспоминаниями Доктора, который был уже в таком лесу не раз. Пару раз даже на пути в деревню с Инквизицией. В последний раз шла рука об руку с Люком Скайуокером, и тогда ее, уже женщину, чуть было не сожгли, обвинив в колдовстве. Просто кое-кому не нужно было размахивать своей отверткой направо и налево, и хотя бы пытаться идти в ногу со временем. Тогда, возможно, у нее был бы шанс хотя бы просто быть крещенной, как Люку. Но нет. Для Доктора же это так все сложно. Вот и получила себя на медленном огне. И если бы не Люк, так бы и сгорела... Вечно спутники спасают.

Сейчас меня никто спасать не будет. Справедливости ради скажу, что ничего незаконного я делать не планировала. Я вообще всякий раз удивлялась Доктору и тому, как быстро она находила неприятности. Я не хотела контактировать с местными жителями, мечтала ограничиться только ведьмой, к которой меня послала ТАРДИС. Рискну предположить, что раз женщина еще жива, значит здесь Инквизиция не так сильно развита, не пустила еще свои корни. Ну, или же хитрая ведьма обманывает всех вокруг, оставаясь собой. Никогда не знаешь. Никогда. Это, пожалуй, было любопытно: как она смогла скрывать себя и свои силы, которых, как я помню, было очень много. Они поражали воображение. Мое уж точно.

Впрочем, возможно, ведьма и не скрывается.

Я замечаю огромный пожар посреди площади, на котором обычно сжигали ведьм. И там же, на одно мгновение, мне думается, что я касаюсь взглядом знакомой фигуры. Вот, что ТАРДИС решила сотворить в этот раз. Если разговоры с бывшими спутниками ни к чему не приводят, ТАРДИС решила, что мне нужно этих самых спутников спасать. Проблема в том, что я не была международными, вселенским красным крестом, несмотря на то, что носила бордовый костюм. И я не собиралась спасать спутником Доктора. Когда последний уходит из их жизней, спутники должны учиться жить самостоятельно. И кто же им судья, если они не могут сделать этого, верно? Я кусаю губы, смотря на ведьму, качаю головой.

  ... а потом замечаю девочку, которой суждено сгореть вместе с ней ...

... И если ты вдруг начал что-то понимать
И от прозрений, захотелось заорать
Давай кричи, но тебя могут не понять
Никто из них не хочет ничего менять ...

Сжигать ведьм общество любило. А вот сжигать детей. Предавать детей огню. Внутри меня начинала бурлить ненависть, которую я не хотела скрывать. Она же заставит меня выйти из-за дома, пройти в центр площади. Чтобы успеть к самому началу представления: к ведьме, что руки свои развязала, что ребенку руку дала и взяла в свои руки. К ней, воспарившей над небом. К людям, что принимаются кричать, разбегаясь из стороны в сторону. Да, вилы здесь точно были бесполезны. До ведьмы, что парит в воздухе было не достать. Красивое зрелище. Завораживает меня. Я вдыхаю в себя этот воздух свободы, продолжая улыбаться. Все вокруг меня разбегаются, к счастью, к их счастью, не обращая на меня внимание в панике. Кто-то толкает меня, но я прощаю им это. Я не замечаю. Потому что заведена, ошеломлена и поражена красотой освобождения. Пожар, что полыхает на земле, сейчас бы прекрасно подошел для местных жителей, которых я уже презираю, и к которым вернусь однажды.

Ведьма становится на землю снова, когда на площади не остается никого из людей. Только она, я и ребенок, которого она держит на руках. Картина, от которой мои сердца принимаются биться быстрее. Я тоже хотела бы быть таким ребенком. Спасенным из лап чудовищ. Мне повезло меньше, чем это девочке. Но это не означает, что я ненавидела ее. В своем мрачном безразличие я даже была в какой-то степени рада за нее. Рада за то, что у нее может быть будущее. Если она покинет это место. Да, и эту временную линию тоже. Впрочем, ведьме не впервой убегать куда-то за Доктором. Она знает, что ждет ее впереди, и знает, чем может закончиться эта встреча. По крайней мере для ребенка.

Склонив голову набок, я принимаюсь рассматривать ведьму. А она — меня. Взгляд ее какой-то тяжелый, словно она меня не узнает, словно знакомиться со мной желает. Это вполне возможно. Мы встречаемся с ней нелинейно, некоторые ее воспоминания были стерты. Я знаю, я чувствую это, но помню теперь каждую встречу с ней. Что ж. Это даже неплохо, что она сначала познакомиться со мной, а не с плюшевым Доктором, которая укутает ее заботой. И все же я спрошу ее. Просто для того, чтобы убедиться:

— Ну, здравствуй, Лили, — мой голос прохладен, не стоит принимать близко к сердцу, я сейчас редко когда бываю радушна, и вообще сомневаюсь, что знаю, что это такое, — Еще не родила? - положу руки в карманы, подниму бровь. Обычный вопрос. Обычный ответ, не так ли?

... Ты можешь замолчать, ты можешь петь
Стоять или бежать, но все равно гореть.
Огромный синий кит порвать не может сеть.
Сдаваться или нет, но все равно гореть ...

Скарлетт
Нет, она еще не родила. И не видела меня раньше, не знакома с Доктором. В глазах ее огонь и ненависть. На руках ее мертвый ребенок, которого ведьма не успела спасти. Наблюдая за тем, как женщина бережливо кладет девочку на землю было неожиданно горько. Что-то оборвалось там, на той моей стороне. Там, где живет одно только безразличие, там, где нет ничего светлого и святого. Там, где живет только ненависть, и именно там, где она расцветает. Здесь что-то начинает расцветать. В проклятых сердцах. И это не закончится ничем хорошим для этого мира.

Я не могла умереть вот так. Лили, первая женщина Земли, переродившаяся богиня, Лидит, мадам Сатана, плевать, как она сейчас называет себя, не могла просто так поцеловать мой лоб, не могла пообещать мне показать ворота Рая. Я бы открыла глаза на ее руках, заставив ее поверить в невозможное, в оживление. Я бы поблагодарила ее за спасение и побежала дальше по этой деревне, пугая всех ее жителей. Каждого до потери сознания. Потому что я — Вечный Ребенок, Вневременной. Никогда не умирающий, только перерождающийся. На руках женщины, что никогда не любила, никогда не посмотрела бы на меня так, как Лилит на ребенка, что едва знала. Женщина, что была моей матерью, приемной, но все же говорила о своей любви и чувствах, не питала ко мне ничего, кроме чувств исследователя, для которого я была лишь игрушкой. Но ведь я — живая. Я — настоящая. Неужели я не заслуживала этой любви...?

Лилит зла. Зла, и говорит о матери этого ребенка в гневе. Я не успеваю и вставить и слова, как на нее кидаются с вилами. Слабые люди и их глупые решения: прямиком в спину женщине врывается вилы, что ведьма вынимает достаточно быстро, и вот вилы уже пронзают его горло, пригвождая его напоследок к дому, где мужчина жил. Чтобы он навечно остался героем. Героем комедии, в которую сам и ввязался. Для него, правда, это скорее была трагедия, а вот мне было забавно. Я склонила голову набок, смотря на те огромные потоки крови, что стекали с его шеи. Я облизнулась. И, возможно, местные жители приняли бы меня за кровопийцу. Мне было решительно все равно в любом случае, но на самом деле я просто любовалась. Любовалась торжеством ненависти, мести и злости.

Я осмотрю свою новую-старую подругу. Она нравится мне куда больше сейчас, чем раньше. Лили в будущем — уставшая, расстроенная и потерявшаяся. Такая, которая нравится Доктору. Женщина, которую нужно спасать, нужно уберечь, сделать все, чтобы Лили чувствовала себя в безопасности. Лили сейчас совсем иная. Сильная, смелая, безжалостная. Наверное, это самые лучшие ее годы. Уверена, что это так и было. И мне невероятно льстило, что именно я, Скарлетт, застану ее такой. Запомню ее такой. Я не знаю, что ТАРДИС пыталась рассказать, показать этим своим поступком, этим приключением, но она точно ошиблась. Потому что мне нравится Лилит. И нравится то, что я могу выбрать имя для нее из того списка, что она предложила.

— Мадам Сатана, мне нравится, — я пробую на вкус, довольно улыбаюсь, и делаю к ней шаг вперед. Спокойный, меланхоличный. Как будто я не нахожусь на месте будущего пожарища, как будто я не хочу узнать, что именно произошло здесь, почему ребенок был на костре, и ка именно я могла ей помочь. Хотя с последним я догадывалась. Судя по взгляду Лили она хотела разнести здесь все. И дело не в том, что пытались сжечь ее. Мне что-то внутри подсказывало, что она была к этому привыкшей. Дело в том, что был обижен ребенок. Ребенок, девочка, была мертва. Мертва по вине матери, как я понимаю. А это уже мой случай. Этот тот момент, когда на поле должна появиться... — Скарлетт, — я улыбаюсь добродушно, — Меня зовут Скарлетт. И я люблю веселиться. Как ты предлагаешь повеселиться....?

Дьяволица выбирает огонь. Огонь, что в миг окутает всю деревню. Око за око, зуб за зуб. Огонь за огонь. Это было фантастически прекрасно. Наблюдать за этим торжеством, что продолжалось, разгоралось, и точно не собиралось становиться меньше. О, нет. Пожар становился все больше, люди принимались кричать, бегать, удирать. Играя с огнем нужно быть готовыми к последствиям! Разве Вы не знали? Ах, да. Просто упрямо игнорировало это. И вот теперь кара их постигает. Я смотрю на Лилит, смотрю на этот гнев в ее глазах. Лилит шла вперед, искала кого-то глазами. Не прошло и нескольких мгновений, как я поняла, кого.

— Здравствуй, мама...

Мой любимый психологический прием. Менять одну боль на другую, подменять свою будущую жертву своей матерью. Сначала попытаться разобраться в истории смерти одного ребенка, чтобы потом вернуться к вечному. К Вечному Ребенку, ко мне и моей истории. Но это чуть позже. Сейчас же взгляд касается женщины, что не отрывает взгляда от тела ребенка. А сама стоит в дверях церкви деревянной, вытянув свой крест на шее так, как будто это ее спасет. Забавная женщина. Читает молитвы, надеется, что Дом Бога огонь не тронет.

Огонь, может, и не тронет.
А вот я трону.

Лазерная отвертка касается каменной кладки храма. Одно мгновение, второе, третье, и огонь разгорается. Я специально целилась в колокольню, чтобы у нас с тобой, мама, было еще немного времени. Нам ведь есть о чем поговорить. О твоем дитя, например. Которого из огня спасает настоящая ведьма, ведь ты настолько слаба, чтобы принять своего ребенка таким, какой он есть. А, зачем? Зачем, мама? Ведь проще всего пойти к священнику, которому платят за каждую сожженную душу человеческую. Священник даже слушать, наверное, не стал. Услышал слово кодовое, и "сжечь ее, сжечь!".

Гори со своим Богом в Аду, мама.

— Свят! Свят! Свят! Мама, — я смакую, забираясь по лестницам храма. Я стучу каблучками, специально, так громко. Я совершаю богохульство, ты, что, меня остановишь? Или снова позовешь тучного священника, чтобы он еще и меня сжег, - За что ты так со мной, мама...? — я склоняю голову набок, продолжая играть с отверткой пальцами левой рукой, — Что я сделала не так...? Я не была твоим идеальным ребенком...?

Религиозный мир. Неупокоенная душа, что вышла из детского тела, вселилась в мое. Давай же, женщина с крестом, кричи на всю деревню, умоляй об обряде экзорцизма. Давай же, сделай свое Божественное дело! Ты не постеснялась избавиться от ребенка, так что же тебе стоит послать на смерть незнакомку? Разве только то, что я все равно не умру от огня, а лишь сменю облик. Но ведь ты этого не знаешь, не так ли, мама... Ты ничего не знаешь обо мне...

Скарлетт

В прошлые разы я оставалась с жертвой один на один. Моя игра собственного разума, проекция собственных мыслей, что продолжала играть в жестокие игры с моим мозгом была невероятна затягивающа, сильна. Я растворялась в ней, она поглощала меня, и в конечном итоге я так легко забывала, что передо мной находится не моя мать. Какая разница, кто передо мной, если эффект один — сука, которая ненавидит своего ребенка. Сука, которая заставляет своего ребенка испытывать боль, вечно регенерировать или сжигать заживо... Какая мать позволит этому случиться? Какая нормальная мать?

— Что же было не так, мама? — я все еще пытаюсь понять, смотря на нее, беспомощно открывающую рот. Она не может дать мне ответ. Моя собственная мать не может рассказать мне, чем я так сильно плоха, как ребенок. Есть ли у нее ответ? Или это Священник, которому нужно по устою убить фиксированное количество детей, рассказал ей, нашептал после службы, с ее дочерью что-то не так? А она, овца без веры в своего ребенка, приклеенная на клей к церкви, не смогла противоречить. Не захотела своего ребенка спасти, не захотела ее защитить.

— Ты — бес! - вскрикнет женщина, смотря мне прямо в глаза, — Ты — дьявол!

Конечно же, титул Прародительницы Повелителей Времени, Вневременного Ребенка, мне нравится больше. Но я ничего не могу требовать от женщины, которая ничего не знала обо мне. И не узнает. Ей это просто не должно быть доступно. Маленький хрупенький засранный верой мозг просто не справиться с такой информацией. Смерть от разрыва мозга, вызванной банальной неспособностью думать, был бы очень действенным сейчас, но я выбираю другой путь. Свой любимый. Сначала я подарю ей классическую смерть, смерть ее времен. А затем, когда дух начнет покидать ее, я заставлю ее ожить, чтобы уничтожить в ней свою мать. Ведь я почти уверена, что все неблагодарные твари пошли от нее.

Но, как я уже и говорила, в этот раз я была не одна. Я была рядом с Лилит, которая, пусть и поблагодарила меня за проход в церковь, пусть и оставила меня наедине с женщиной, дав мне право первой крови, но все равно осталась рядом. И когда женщина повернулась, чтобы попытаться встать, взяв крест в руки или вилы, что там пригодится ей сейчас, Лилит возникает позади меня. Начинает спрашивать, чтобы я хотела с ней сделать, держит женщину в воздухе, рассказывая, как много она может сделать. Удивительно, сколько у нее было способностей, и как легко она похоронила их со временем, превратившись в тварь дрожащую с могущественной магией, которая на Земле боится своей собственной тени. Если эта тень имеет хоть какое-то отношение к Люциферу. Я смерю ее долгим взглядом. Разве это была она? На самом деле, это была она...?

Жаль, что со временем даже сильнейшие размягчаются. Жаль, что сильнейшие падают. Но я не упаду. Время Доктора прошло. Настало время Скарлетт. И Скарлетт не собирается пресмыкаться, прятаться или бояться собственных желаний. Зачем же бояться того, что было так прекрасно...?

— Я дарю две смерти обычно, — улыбаюсь, переводя взгляд на женщину, что повисла в воздухе. Она едва ли могла дышать, и была прекрасной именно поэтому. Напоминала мне мою первую жертву, которую я почти задушила в подвале загородного дома. И лишь когда она была на грани смерти, вспомнила, что у меня тоже есть мать, и что мне нужно поквитаться и за нее тоже, — Первая смерть: та, на которую она обрекла свое дитя. И если она хотела, чтобы ее ребенок сгорел — пусть горит сама, — я готова уступить Лилит это право. Пока не слышу, что это был не первый ребенок на ее пути. Мои глаза округляются, и все теряет смысл в это самое мгновение. Посмотрев на женщину, я вытаскиваю отвертку из кармана брюк.

— Но, очевидно, в этот раз без прелюдий... — я сглатываю, выпуская полный заряд в женщину, что все еще висит в воздухе. Лилит держит ее, наверное, готова кинуть в костер, но проблема в том, дорогая, что не все достойны костра. Отдельным тварям приготовлено персональное место в Аду, которое можно получить в обход. Уникальная акция для самых отбитых. Заряд прожигает одежду, чертовы тряпки, что были созданы, казалось, именно для того, чтобы было удобней сжигать. Энергия лазера быстро переходит от одежды на тело, заставляя его загореться. И пока сука кричит от боли, отвертка готова к новому выстрелу. Через тринадцать секунд после первого, следует второй залп, и он полностью за мгновение окутывает женщину огнем, умерщвляющим в одно мгновение.

— Мы часто говорим, что такие люди, женщины, матери, твари, бессердечны, - пожимаю плечами, наблюдая за пожаром в воздухе. Запах обугленной кожи, словно барбекю на самом лучшем мангале, начинает проникать в организм через ноздри, запуская реакцию удовольствия. Криков больше не слышно, даже тихих всхлипываний. Сука мертва, и теперь ее тело догорает, поджаренными кусочками опадая вниз, - Я люблю, когда эта метафора перестает быть скрытой, — ухмыляюсь, — Видишь это? — я указываю на отвертку в своей руке, — Никакой магии, только наука. Лазер, что может дать мне возможность поджигать все, что я хочу. Так вот, я люблю сжигать сердца мертвых тварей, которых лишила жизни, — пожимаю плечами, - Дьявольский ритуал для дьявольских отродий. Сердце уже не бьется, но оно все еще в теле. Это не та кара, которую я уготовила матери, нет, — покачав отверткой перед Лилит, я принимаюсь двигаться к телу, — Сердце — самая приятная часть тела. Самая прекрасная на ощупь. Держать в руках чужое сердце, это, словно, ощущать себя властелином над этим человеком. Он мертв. И мертв от моих рук. Последним я забираю сердце... -  стоять над жертвой было невыносимо жарко, копоть оставалась на моем лице, на одежде, но меня это не волновало, — И я сжигаю его, как символ.

И именно это и ждет тебя, мама. Когда мне наскучит мучить тебя, и когда каждая регенерация моя от твоих рук будет исполнена. Правда, я не буду тебя сжигать. Я сделаю это, пока ты спишь. Подожгу твою одежду, кожу вокруг сердец, обнажу их, и вырежу из лазером из тебя. Я убью тебя. И только попробуй кричать, просить меня остановиться. Ты заслужила это. Заслужила подобный конец. Заслужила его в тот день, когда поставила на не первый опыт...

Скарлетт

Лилит удивительна сейчас. Жестокая, грубая, и в то же время не имеющая никакого значения для меня сейчас. Пусть не обольщается, мне по большому счету все равно на ее личную драму, на ее личного дьявола, который ведет ее вперед. Она называет себя мадам Сатаной, интересно, это уже после того, как она встретила Люцифера? Сейчас она упивается общением с ним, или уже начинает рассказывать историю, в которой ее заставили отдаваться ему? Доктору тогда так понравилась эта история. Потрясающая история боли, которая заставила ее сердца биться быстрее. Как же вовремя Лилит появилась на пути Доктора, ослабленного и ни о чего не защищенного. Неспособного помочь самой себе, что там о беременной женщине с дьявольским ребенком на сносях? Доктор отчаянно пыталась, но, она никогда не умела смотреть правде в глаза и понимать, что едва ли была успешна. Доктор наступала на те же самые грабли раз за разом, что ж. Я буду немного умнее сейчас.

Я просто игнорирую мадам Сатану. Столько, сколько вообще могу, и как мне позволяет мое положение. А оно позволяет, можете даже не сомневаться. Все меркнет, когда передо мной в воздухе висит труп женщины, которого я лишила жизни. Небольшой кровоподтек, это не я его нанесла, скорее всего, она сама. Но мне ничего не помешает подставить руку, чтобы поймать несколько капель крови в свою ладонь. Кровь вот-вот остановится, остынет, но у меня еще есть это мгновение. Мгновение, за которое я соберу несколько капель. Так тщательно, как будто это были самые важные капли во Вселенной.

На самом деле они не стоили ничего. И я понимаю это уже, как только первая капля попадает в мою ладонь. От крови этой суки исходит ужасная вонь, запах, от которого меня воротит. Так пахнет кровь твари, которая позволяла церкви убивать своих детей. Одного за другим. Четвертого за третьим. Даже удивительно, почему не казнили ее? Суку, что плодит дьяволом? Потому что порок...  И я уловлю это у крови, во взгляде священника, что стыдливо смотрит на нас из-за конюшни. Боженьки, сколько же тебе лет? Я со своей бесконечностью выгляжу моложе тебя. А еще говорят, что вера продлевает жизнь. Конечно. Очередной бред для доверчивых идиотов.

В этот момент Лилит спрашивает меня. Я усмехаюсь. Что ж. Она была своевременна в своих вопросах, и уже за это ее можно было похвалить.

— Почему только две? Потому что они недостойны большего... — я делаю несколько шагов к Лилит, побеждая расстояние. Кровь, собранная на моей левой ладони, лениво перетекает по плоскости, я открываю ладонь, чтобы дать понюхать ведьме, — Почувствуй этот запах. Разве эту кровь захочется пить? Разве к ней захочется прикоснуться? А? — я склоняю голову набок, — Нет. Так пахнет блядство, так пахнет тварь. Так пахнет богохульство, — я усмехаюсь, — Если ты веришь в Бога, конечно.... — указываю на конюшню, в которой спрятался священник, — Ты знала, Лилит, почему священникам запрещено спать с женщинами? Ну, кроме их жен. И мальчишки-послушники тоже прощаются всевышним, — я усмехаюсь с этого правила веры, но все же продолжаю, — Когда священник греховен, он, как лицо Божье, производит на свет дьявольское потомство. Которое нужно сжигать. Вместе с матерью-шлюхой... Вот только как убить мать? - я охаю, поворачиваясь к трупу, и смотря на тело, что когда-то возбуждало мужчину в рясе. Сейчас же, выжженная отверткой, она даже у некрофила вызовет рвотный рефлекс. У адекватного, конечно. Насколько это вообще было возможно, — Как убить ту, что сосет так глубоко и прижимает задницу к твоему колену? Никак.... — мне, как будто, жаль, я, словно, понимаю священника, и поэтому так театрально выдыхаю, как будто готова отпустить ему грехи, все и сразу. — Вот потом и рождаются на свет дети-дьяволы, которых нужно сжигать... Понимаешь? Какая шикарная логика. Я пересплю с тобой, детка, но если у нас будут дети, я их сожгу, как только им исполнится пять. Ты, пожалуйста, не привыкай к ним, и почаще раздвигай перед мной ножки по воле Божьей... — я плюю в свою ладонь, слюна смешивается с кровью, и я отправляю это содержимое на землю, - Противно, мерзко.

   Я усмехаюсь. Лилит так кровожадна, придумывает все новые формы пыток, и они прекрасны. Прекрасны в своем безумии. Вот только я больше не хочу возиться с этой сукой. Я хочу перейти к своему отомщению, к своей матери, и поэтому просто поднимаю руку, призывая Лилит отступить. Будет еще не один праздник на ее улице безумия, будет еще не одна возможность использовать все свои методы пыток. Я же сейчас хотела своей мести. Своей боли. Которая, впрочем, будет сочетаться с техниками Лилит. Уж очень мне нравятся ее мысли и ее идеи.

Я оставлю ее наедине с размышлениями о греховности священников, это больше подходит для ее эпохи, для ее разума, и это противно настолько, что одна мысль об этом должна пробудить внутри чувства и невероятное желание испепелить все вокруг. Пусть думает об этом, пока я подойду к женщине, что не была моей матерью. Пока не встану напротив нее и не начну точечными ударами лазера рисовать круг на ее коже, вернее тому, что от нее осталось. Мне нужно было отверстие, через которое я проберусь к аортам, через которое я вырежу сердце. Я так еще не делала, мама. Ты гордишься мной? Посмотри, какая я у тебя умница... Посмотри, как у меня получается, мама... Еще немного, еще чуть-чуть, мама...

Сердце падает к моим ногам. Я даже уроню отвертку от этой красоты. Дыхание мое перехватывает, и я наклоняюсь, чтобы взять в руки этот чудесный орган, что больше никогда не забьется вновь. Он не регенерирует, не измениться. У него не будет второго шанса. У тебя не будет второго шанса, мама. Я бережно очищаю сердце от пыли земной, и поворачиваются лицом к трупу, спиной к Лилит, которая, впрочем, все равно перестает для меня существовать. Я глажу сердце. Я вижу лик матери в своей голове. И мне так хорошо и спокойно. Как будто я делаю то, для чего была создана...

— Мамино сердечко все чувствует, — напеваю я, продолжая гладить, — Мамино сердечко все знает...  Маминому сердечку так грустно... Когда доченька в других руках засыпает....

Скарлетт
Такое холодное. Словно ненастоящее. Словно искусственное. Словно оно никогда не забьется для чего-то хорошего, для чего-то светлого. Оно никогда не забьется вновь, чтобы предаться блядству, разврату, осквернению. Эта женщина никогда не причинит вреда своему ребенку снова. Ты, мама, никогда не причинишь мне вреда снова. Ты не сможешь заставить меня регенерировать, не сможешь меня заставить меня один лик на другой. Никогда снова. Никогда. Я не стану твоей верной игрушкой, не стану. Не стану и просто орудием в твоих руках. Не стану. Я намного больше, чем ты могла подумать. Чем ты когда-либо могла подумать...

— Я думала, его у тебя нет, мама... — монолог с сердцем твоим, что я снова позволю себе, станет для меня важной точкой, а для Вселенной всего лишь пылью. Но мне всегда было плевать на то, что Вселенная думает. Главное, что я думаю, — Я думала, что у тебя нет сердца. Физически ты, наверное, не смогла бы существовать без него. Не выжила бы просто. Ведь существам нужно сердце, а наша раса, с моей помощью, обладает двумя из них. Двумя сердцами. Так что я просто успокоила себя мыслью, что одно из твоих сердец не бьется, мама. То самое сердце, которое отвечает за любовь, за теплое отношение, и хоть за какую-то человечность. Ты понятия не имеешь что это, верно? Что для тебя человечность, гуманность. Просто слова. Слова, к которым не нужно прислушиваться. Ты использовала меня раз за разом, ты убивала меня раз за разом. Ты даже не пыталась остановиться. Не заставлять меня умирать, а придумывать какой-то другой невероятно безумный способ достать мою ДНК, и оставить меня в живых, не заставлять меня умирать снова и снова...

Я выдыхаю. Мне нужен перерыв на несколько мгновений, ведь знаешь же, это тебе было так просто принимать решение о моей погибели раз за разом, а мне все еще не просто, мне все еще совестно, я пока не научилась быть ледяной по отношению к тебе. Но, знаешь что? Я научусь. Я научусь, и тогда не будет тебе пощады, как и дрожи не будет в моем голосе. Ничего не останется по итогу, мама. Лишь моя боль, которая найдет выход в твоей крови. Ничего снова. Никого снова. Только ты и я. Ты и я. Как и должно было быть целую вечность. Вечность, которую ты отняла у нас. Вечность, которую, на самом деле, ты никогда не хотела дарить. В ней нуждалась только я. Вневременной ребенок, которого ты создала.

— Я полагаю, тебе нравилось это. Ты вошла во вкус всеми этими бесконечными и бесчеловечными способами моего убийства. Тебе понравилось, и ты не хотела этого скрывать, не так ли? И поэтому твой голос становился все отрешенней, взгляд все злее. Много регенерации спустя я стала для тебя лишь орудием, безвольной куклой, которой никуда от тебя не деться, даже если бы она хотела. А ведь она хотела. Когда поняла, мама, что тебе просто плевать. Ты потеряла свои чувства ко мне, как только я умерла на твоих глазах впервые, как только регенировала впервые. Знай, мама, я ни в чем не виню себя, — я фыркнула, чуть сжав сердце в руке, — Я не виновата в том, что упала с обрыва и умерла. Это была лишь шалость, наша игра с тем мальчиком, неосторожность. Проблема не в том, когда я умерла. Я бы все равно это сделала. Даже в жизни простых людей случаются события, которые ставят их жизнь под удар. Так и моя жизнь могла оказаться под ударом. И тогда я бы регенерировала. И ты начала бы использовать меня. Так, как начала это делать с ребенком. Это был лишь вопрос времени. Вопрос времени...

Я не виновата. Это ты пришла на мою планету, ты нашла одинокую девочку, что была мной. Это ты подала мне руку, ты показала мне, что значит, быть любимой матерью. Ты нашла мне друга, и когда я упала с обрыва, мальчик испугался и убежал, а ты осталась. Ты стала чудовищем, извратив мое детское сознание, и продолжала извращать меня до тех пор, пока ты не достигла своей цели. Ты убивала меня, создавая идеальную вакцину для себя и своих друзей. А что же ребенок, что же я, мама? Я никогда не была тебе нужна, тебе не нужен был ребенок, тебе нужно было средство для выживания. И ты нашла его, молодец. А теперь я найду тебя. И отниму твое выживание, также, как и ты отняла сотни моих жизней.

Смотри, что я делаю сейчас. Я сжимаю сердце в руках так крепко, что живому человеку было бы невероятно больно. Я достаю второй рукой лазерную отвертку и отправляю на сердце, и через несколько мгновений пепел сочиться за моих ладоней вниз на землю, сливаясь с ней, становясь единым целым. Становясь песком, который все топчут ногами. Ты просто пыль. Ты просто никто. Я сглатываю воздух, когда мои руки освобождаются от твоего гнета, и слышу голос Лилит позади. Она говорит, что тебе будет найдено специальное место в Аду, где будет много пыток и мук. Я улыбаюсь злобно, как жаль, что ты не видишь. Я объединяюсь с Сатаной, чтобы победить тебя. О, мама, ты бы так гордилась мной сейчас! Разве ты не сделала тоже самое в тот день, когда впервые убила меня...?

— Идеальное место для нее. После всего, что она сделала. Всех пыток Ада будет мало. Пусть бы их там повторяли с ней бесконечное количество раз. Поверь, она любила повторять... — и не понять, о ком я говорю сейчас. О матери своей, или о той шлюхе, что, по факту, я лишила жизни. Обе они были хороши, каждая, в своем безумии. Обе они были достойны лучших мук. Я бы посмотрела, как страдает эта тварь там, по ту сторону, чтобы горячо фантазировать о том, что случится с моей матерью. Нарушит ли Лилит этот свой закон для меня? Бастет уверяла Доктора, что той путь в Подземный Мир закрыт, но показала плюшевый египетский очень справедливый рай для неудачных. Сделает ли это Лилит для меня? Хватит ли ей сил на это?

— Ты покажешь мне это место? — я поднимаю бровь, поворачиваюсь к Лилит, смотрю на нее внимательно, и пытаюсь найти в ее глазах, движениях и теле всем ответ раньше, чем она его сообщит, — Я хочу быть здесь, когда это место погрузится в бездну. Я хочу быть там, когда эту тварь поведут на ее первые попытки. Мне интересно посмотреть, как мучается душа или хотя бы то, что от нее осталось. Я хочу верить тебе, но без доказательств — это лишь бутафория... Разубедишь меня? — и я делаю шаг вперед к Лилит. Не станет же мадам Сатана отказывать тому, кто по доброй воле решил заглянуть в ее угодья?

Скарлетт

Хорошо. Лилит любит нарушать правила, любит искать лазейки в правилах точно также, как и ее Доктор, которого она еще не знала. Никогда не думала, что мне будет это на руку: простое человеческое стремление нарушать правила, делать все так, как тебе удобно, а не так, как шепчут каноны общества, мира, правил. Я улыбаюсь ей, улыбаюсь ее словам о пытках, что ожидают душу этой женщины. Была ли там душа или нет, можно было очень долго обсуждать. Чисто физически, или как там считается, наверное была. Но вот из чего она состоит... Я усмехнулась, впрочем. Не очень-то я верила в душу. Больше встречала в своей жизни существ бездушных.

Одна из них смотрит на меня сейчас. Да, Лилит. Не обольщайся. Особенно в будущем своем. Ведь я вижу сейчас, что нет у тебя души. Как бы сильно ты не пыталась вынести возмездие за убитую девочку. Но на самом деле ее душа хотела огня. Самого жаркого, самого жгучего. Разрушающего все вокруг. Настоящего огня, который полыхал внутри нее. И который ей так нравилось выводить сейчас. Поднимая руки вверх, приглашая меня в свой мир. Быстро теряя свою степенность, забывая или просто не придавая значения этому различию между нами. Она ведь слышала мой монолог с матерью, наверняка. Так что даже не думала о моей человечности, не думала о том, что я могу быть опасна для нее. Врагом для нее. По правде говоря я и не хотела. Обычно спутники Доктора вызывали у меня бесконечную тоску и желание впиться им в глотки. Но Лилит была другой. И возможности ее тоже были другими. И то, что она могла дать мне, тоже было другим.

Я осмотрелась, наблюдая за великолепием. Лазейка была не только в моей нечеловечности. Как оказалось, для того, чтобы попасть в Ад необязательно было спускаться вниз, изучать глубины земли. Ведь Ад был здесь. И, оказывается, Ад был везде, где находилась разъяренная мадам Сатана. Я усмехнулась, смотря на серое небо, на серый пепел, слушая крики людей, и наблюдая эту самую дверь, которая могла бы их спасением. Дверь, к которой так легко подойти. Но ей никто не станет пользоваться. Лилит считает, что всему виной магия этого места, но я знаю одну правду, которую буду рада рассказать ей:

— Дело не в месте, и я думаю, ты знаешь это, — я слегка сощурюсь, смотря в глаза Мадам Сатане, — На самом деле все куда более прозаично. Люди — идиоты. Мыслят однобоко. Они даже не замечают эту дверь, потому что сконцентрированы на одном: Ад, в котором они находятся. Это для них самое главное. Единственное, что поражает их ничтожные умы. Что им до этой двери, Лилит? Для них она означает лишь еще один бесконечный круг. Здесь они хотя бы находятся в том месте, которое знают, — я пожимаю плечами, пряча руки в карманы, — Или, как они думают, знают, — я усмехнулась снова, качая головой, — Внешность обманчива, пейзаж слишком расплывчат. Серое небо и противный пепел пугает их меньше, когда им кажется, что они находятся среди своих домов. Человеческая глупость... — я хмыкнула, осматриваясь, — Кажется, ей можно посвятить оды...

Огненные столбы направляются за своими жертвами, двое рослых демонов хватают нашу самую любимую жертву, а мы с Лилит поднимаемся в воздух. Невесомость была так сильно любима Доктором. Я же отношусь к ней, как к чему-то нормальному, обычного, обыденному. Я могу воспарить в небе, могу. И даже то, что я делаю это в руках могущественной ведьмы ничуть не смущает меня. Я готова удивляться, мне нравится удивляться. Но сейчас меня больше увлекала местность вокруг и ее возможности, а не факт полета. И поэтому я так жадно смотрю вниз, не имея никакого права, но все же осматривая не свою вотчину.

— О, какие практичные сыновья, - не могу не прокомментировать я, когда мы оказываемся по ту сторону. Здесь все не так помпезно, никакого тебе серого неба и котла, и я признаюсь, что буду скучать по деревне, что оказалась в Аду. Но мы идем вперед, теперь я могу перемещаться сама. Меня волнует каждая камера, я хочу заглянуть почти в каждую из них. Мне не нравится сравнивать себя с Доктором, с его реакциями, но все же я сейчас похожа на нее. Своим любопытством. Я хочу увидеть все самое темное и мерзкое, самые гадкие места для людишек, но Лилит ведет вперед, неутолимо. Подводит к мосту, и говорит очевидные вещи.

— Столько грешников, конечно, — я улыбнулась, наблюдая за лавой. Здесь невероятно жарко, но я ощущаю это лишь кончиками своих пальцев, но никак не всем телом. Я улыбаюсь так широко, еще раз признавая свое происхождение, свою сущность, что не дает мне никакой возможности успокоиться. Я не умру здесь, я не исчезну здесь. В Аду я — почетный гость, благодаря Лилит. И мне, безусловно, нравилось мое положение. Я не скрываю своей улыбки, идя вслед за хозяйкой, — Пыточные — это прекрасно. Очень хорошо. Для некоторых душ одного пребывания в Аду недостаточно. И никогда не будет достаточно...

Если у всех был один Ад, если он был равен для всех, значит и для моей матери здесь найдется место. Самое лучшее место, как никак. Я бы присмотрела здесь самую лучшую пыточную. Взяла бы ее в аренду на бесконечный срок, если бы можно было. Зарезервировала бы ее для матери, и когда она пришла сюда, о, я сделаю все для того, чтобы это произошло, как можно скорее, я бы вернулась сюда, закрыла за собой дверь, и издевалась бы над ее душонкой столько, сколько мне влезет. Смерть — это только начало. Начало самых искусных пыток. И теперь я понимаю это. Отчетливей, чем когда-либо.

Смотрела под мост, на все эти души, что так легко вытащить, так легко увести за собой, увлекая в новый Ад. Лилит спросит у меня, какая пытка моя любимая, скажет, что здесь можно реализовать все, что душе угодно. Я опять спрячу улыбку. А после покажу ее, чтобы Мадам Сатана не подумала, что мне совершенно не прельщало время, что я провожу здесь.

— Я предпочитаю лазерную терапию, — достав свою отвертку, я немного покрутила ей, и вернула ее снова в карман. Возможно, на нее все же влияла температура, а мне не хотелось бы сломать ее. Мне она нравится, — И лечить жертву своими силами, чтобы причинять ей все новую боль, — я улыбаюсь, — Не сомневаюсь, что возможности Ада бесконечны, но я довольно консервативна. Я люблю свои методы. Но это совсем не означает, что я не хочу посмотреть на твои, — несколько раз покрутившись, осмотрев Ад, я улыбаюсь, — Я быстро схватываю, если мне нравится. А это место меня интригует. Обычно из этого получается что-то интересное...

И именно поэтому я иду вперед. За Лилит и ее сыновьями, наблюдая за тем, как душу, что была так нам обеим неугодна, ведут вперед. Я не сомневаюсь, что Мадам Сатана придумает невероятные пытки, которые потревожат мое сознание. Я даже уверена, что что-то запомню их них. Я запомню главное, основное, интересное. Ведь у меня впереди тысячи смертей, которые я хочу подарить своей матери. И я хочу быть уверена, что они будут уникальны. Я хочу быть уверена, что она запомнит каждую из них, что ей будет больно и еще более больно, с каждым разом все сильнее и сильнее. Мне нужно будет очень много опыта для этого, очень много примеров. И я с радостью взяла бы кое-что из опыта Мадам Сатаны...