13-я Доктор

... Перемотай назад мою судьбу на десять лет
Как птицей падал на асфальт, и был разбит ударами ног
Ведь в этой школе я новичок ...

Сегодня особенный день. Сегодня особенная ночь. Ну, или что там сейчас в твоем пространстве? Что там сейчас в твоем времени? Ты застряла, остановила движение верной машины. Ты замерла. И просто не знаешь, что делать дальше. Отправила верного друга домой в его Галактику Звездных Войн, помогла с костюмом ему, и показала один мир, чтобы потом отправить на верную смерть. Смерть каноничная, смерть правильная. Ты ничего бы не исправила, ты не имеешь право исправлять. И ты знаешь это.
И вот теперь. Стоя в консольной комнате, ты просто не понимаешь, что делать дальше. Вновь и вновь возвращаешься на Елисейские поля, вспоминаешь. Разговор, который до сих пор стучит в висках, крики и ощущение удушья. Неуютно, неудобно, больно. Ты не хочешь это все ощущать. Ты ужасно устала. Невероятно устала. И ты ничего не хочешь. Не понимаешь, как дышать, что делать дальше. Так легко было занять себя мелкой моторикой, пока помогала Энакину, когда делала то, что умеешь лучше всего — сбегала. Уходила. И вот теперь, оставшись наедине с этими мыслями под глухое гудение ТАРДИС ты просто не знаешь, что делать дальше
Знаешь, Доктор. Поспи. Прими быстрый душ, переоденься в теплый халат, что достался тебе от старого спутника, и теперь стал в пору. Ляг в свою шелковую постель и просто закрой глаза. Прислушайся к гудению подруги, задыши с ней в одном ритме. Она подстроится, ты знаешь. Всегда подстраивалась. Просто закрой глаза и поспи. Позволь своим мыслям устаканиться в голове. Разве ты не знаешь эту человеческую пословицу? Утро вечера мудренее. Да, у тебя нет утра, и нет понятия вечера. Но есть понятия отдых. Иногда он нужен и Повелителям Времени, а тебе сейчас особенно. В твоем состоянии, когда в голове кавардак, нужно было просто лечь и отдохнуть.
Так что, давай, Доктор, поспи. Погрузись в этот сон, он тебе необходим. К тому же, возможно, он принесет что-то большее. Что-то теплое. Что-то, о чем ты так давно мечтала, но так боялась себе в этом признаться. Просто закрой глаза, просто расслабься. Просто почувствуй... чувствуешь? Колышется в открытом поле оранжевая трава...

... И из песка я строил мир, свой Голливуд
И сотни ног и сотни рук, его небрежно так сотрут
С лица земли, но не начну уже с нуля
Строить мир свой ...

... колышется в открытом поле оранжевая трава. Скоро осень? Или нет? Неважно. Кажется, она всегда будет такой. Сколько я себя помню. Трава все такая же оранжевая, шаг все такой же быстрый. Я бы назвала это бегом. Да, я бегу со всех ног. В странном белом одеянии, которое назвала бы платьем. Платье развивается на ветру, а вместе с ним развивается и белый шейный платок, что подвязан на мне, завязан на легкий узел. Если мы были язычниками, сейчас бы начали кричать о невесте на выдание. Но мы не язычники. Мы верим в науку, а не во все эти глупости. И пусть иногда о глупостях подумать приятно, но они никогда не станут реальностью. И мне пора бы это понять.
Куда я бегу? Не знаю. Просто вперед. Я точно убежала из Цитадели, и пусть я не понимаю этого, но разум подкладывает воспоминание в голову о грохоте учебников, сумки, кажется, которую я оставила на выходе из Академии, прямо с учебной одеждой. Какой странный и слишком смелый даже для меня выпад. Что же заставило меня так бежать? Куда я бегу? Я все еще не понимаю, я не вижу ничего впереди. Просто бегу. Лишь сознание мое, стремящееся вперед, и не всегда смотрящее под ноги, и поэтому иногда очень громко и рефлекторно "ойкая", когда ноги мои касаются росы.
Голос. У меня женский голос. Девичий. Так странно, что только это меня смутило, а не ощущение себе в платье и с шарфом на шее. Я прикасаюсь пальцами к своим волосам, понимая, что они моей длины, ладонями же очерчиваю свое лицо. Это я. Нынешняя моя регенерация. А совсем не та, что училась в Академии. Но что я делаю здесь? Почему я так странно одета? И куда же я бегу? Куда же я бегу...
Поле не заканчивается. Кажется, оно еще более бесконечное, чем сама Вселенная. Странные мысли приходят в голову, и они снова возвращают меня к язычникам и их обрядам. Белым платьям, закату и кострам. Закат? Скоро закат? Я осматриваюсь: действительно, Солнца вот-вот сядут. Что бы это могло значить? Почему это так важно? Почему белый цвет так важен? Почему у меня в волосах...ромашка? Ромашка? Что же здесь происходит?!
Доктор. Ты невыносима. Даже во сне ты не можешь расслабиться. А тебе стоит. Правда, стоит. Твой сон стоит того. Перестань сопротивляться!
Посмотри, кто там впереди. Там, у внезапно выросшего дерева...

... И мир на твоих хрупких плечах
Но жить, чтобы потом рассказать всем
Слова, что я когда-то писал
Вам бы не дали умереть на совсем ...

... кто там впереди? Там, у внезапно выросшего дерева. Это дерево всегда было здесь? Я его не помню! За полями на Галлифрее начинается пустыня, бесконечные барханы. Разве тут растут деревья? Обернусь назад, чтобы понять, что воображение не обмануло меня, и я на самом деле нахожусь дома. Повернусь снова, и ноги понесут меня снова впереди к силуэту, что ждет меня у дерева. Силуэт одет в черное, прижимается к дереву, и вертит что-то в руках, возможно, цветок. Чем ближе я подбегаю, тем больше черт лица узнаю. Тем больше понимаю...
... нет ...
... нет, тебе нельзя просыпаться. Беги, Доктор, беги. И помни.
... и помни. Срывайся со всех ног, чтобы подбежать к дереву, остановиться в паре метров. Внезапно ощутить нерешительность, и вновь впустив в голову глупые языческие обряды. Теперь думать о людях, людях, что встречались в таких местах на закате. Вот только рядом с ним, с двумя людьми, обычно был еще один. Тот, кто мог совершить то, что было задумано парой. И все эти мысли наслаиваются друг на друга, соединяясь с внешним видом того, к кому ты пришла.
Он одет в строгий черный костюм, который, на самом деле ему немного большеват. Очевидно, так сильно старался угодить, так сильно старался попасть в глупую языческую традицию, в которую я верю. Что это за традиция, кстати? Почему она в моей голове?! В его руках цветок ромашки, точно такой же, как в моих волосах. И такой же цветок ромашки у него в кармане пиджака. Ладно. Это становится все более странно. И еще раз. Странно.
Выдыхаю. Ну. Может. Нам. Хотя бы. Для начала. Поздороваться...?
— Кощей...?
Так тихо, так сокровенно, как будто этот голос совсем мне не принадлежит. Как будто не являюсь его хозяйкой. И понятия не имею, как верно им пользоваться. Мой голос останется шепотом, который тут же подхватит ветер, донося до уха того, кто стоит передо мной. И он поднимет на меня взгляд.
И ведь я никогда не думала, что увижу его снова...

... Ведь это я, и в моём сердце целый мир
Но никогда я не отдам эти ключи
От тех дверей, что прикрывают жаркий пульс ...

Доктор
Кощей.
Смотреть. Любоваться. Запоминать. И избавиться от щемящей боли в сердцах. Должна признаться себе, что скучала по этому. По этим "святым чайникам". По тембру голосу. По лику, что больше не был простым воспоминанием. Было сном.
Да, сном. И все, что происходит здесь и сейчас имеет к реальности еще меньше отношения, чем твои мечтания по ночам. Мечтая, хотя бы осознаешь свое тело. А сейчас не чувствуешь себя, только ветер, что щекочет ноги. Ветер, что призывает тебя поверить в реальность происходящего. Давай поведемся на обман, давай. Нам нужно это. Нужно. Давай. Подыграй, Доктор. Позволь себе включиться в этот сон. Сыграй по нотам, что были сочинены до тебя. Растворись в симфонии, тебе понравится. Дай себе этот шанс...

— Тебе идет этот костюм, — я улыбнусь, осматривая его с головы до ног.
Воспоминания именно в этот момент вложатся в голову, ведомые сном. Новая история, которую сегодня мне придется запомнить. Прекрасная пьеса, в которой я сегодня буду играть. У меня главная партия. И это не трагедия, больше нет. Не комедия, потому что это не смешно. Так что пусть будет драмой. Но со счастливым итогом. Я вижу это. Вижу, как Кощей хочет коснуться моей щеки в благодарность за подарок, но я, хитрая и смелая Тета, специально повернусь к нему губами. И когда они соприкоснутся, эндорфины ударят в девичью голову, мечтая о продолжении. "Я тебе нравлюсь?" "Знаю, нравлюсь!". Не оставив выбора, не оставив даже намека на возможность подумать, я начну говорить о странном языческом обряде, который, конечно же, не принят в нашем обществе, но, эй, разве это не весело? Нарушать правила. Делать это вместе, как мы с тобой и мечтали столько бессонных ночей под звездами Галлифрея. Давай начнем с малого, начнем со свадьбы! И пусть Кощей пока еще не понимает, во что до конца ввязался, мне не хочется ему рассказывать всю правду до конца. Мне хочется, чтобы тот, кто будет венчать нас и нести высокопарные речи своим металлическим голосом, рассказал правду очаровательному и смущенному мальчику.
— Для этого обряда ты должен быть в черном костюме! Так что ты подобрал костюм правильно, все хорошо, — я успокаиваю, делая несколько шагов вперед, но сохраняя дистанцию. Знаешь, такая глупость: жених не должен видеть невесту до свадьбы, и прикасаться к ней тоже. Но я думаю со вторым условием у Кощея не возникнет проблем. Он слишком смущен, чтобы думать о касаниях, и, наверняка, корит себя за тот случай поцелуй, который произошел между нами. Прячется за ромашку, теребит ее, и пытается скрыть свое смущение.
— Я втянула тебя в интересную авантюру! Я хочу, чтобы мы нарушили правила! — мой голос такой звонкий, юный, я внимательно смотрю на тебя, складываю руки по бокам, хмурюсь, — Я думала, тебе нравится нарушать правила со мной! Что же теперь, ты хочешь уйти? — я давно не была такой. Такой вспыльчивой, импульсивной. Юность, эмоции. Мы никогда не хотели их контролировать, никогда не слушали старших и, конечно же, опытных, что продолжали гнуть свою скучную линию об эмоциях и чувствах. И вот сейчас я совсем их не слушаю. Качаю головой, — Я бы не опоздала. Если ты не помнишь, я — Повелитель Времени, и у меня все в порядке с ощущением его течения! — звучит гордо, и я хочу показаться такой, хочу показаться уверенной на своей собственной свадьбе, — И вообще, я не последняя! Священника еще нет!, — Не буду говорить об очевидном: у меня большие проблемы с чувством времени, и Кощей об этом знает. Он же не станет портить настроение в такой важный день, не так ли?,
Не станет. Говорит о ромашках, и теплота вновь и вновь разливается по телу, заставляя широко улыбаться. Представляю на миг, как зарывается в поисках ромашек по всем садам и всем машинам ТАРДИС. Заставит улыбнуться. Как он ругает, даже проклинает, возможно, эту идею, меня, а потом и весь Галлифрей за то, что на нем так сложно найти ромашки. Интересно, он бы додумался создать оранжерею этих цветов и вырастить их к нашей свадьбе, если бы я дала время на подготовку? На мгновение я задумываюсь об этом, и теплая улыбка касается моих уст, я склоняю голову набок. А потом я понимаю, что за это самое время подготовки, Кощей бы прочитал о том, что такое свадьба, и что она значит на самом деле, и ни за что бы не согласился на эту авантюру. Нет, я правильно поступила! Все правильно сделала!
— Мне нравятся ромашки. Знаешь, их очень легко найти на Земле! — я делаю шаг вперед, — Помнишь, Земля...? Планета, которую мы хотели посетить вместе...? — еще шаг. Кажется, я забываю про все эти предсвадебные глупости. На мне нет фаты, так что и невеста из меня так себе. Учитывая, кто будет нашим священником, так вообще на каноничную свадьбу мало похоже. Можно нарушить еще парочку правил, раз уже начало было положено. Ведь нарушать правила — это так весело, не так ли, Кощей...?
— Спасибо... — принимаю ромашку из рук, и тут же принимаюсь вплетать ее в свои волосы. Конечно, по правилам, надо вплетать в свой корсет, но, кажется, если я что-то начну размещать под своим платьем, мой смущенный жених убежит отсюда быстрее кометы. Поэтому ограничиваюсь волосами, что тут же поправляю, и смотрю на тебя, — Знаешь, ТАРДИС тоже не хотела подбирать мне платье. Мне кажется, она не понимает, зачем платье Повелителю Времени. Думаю, ей нужно будет провести пару уроков моды...
Кощей интересуется, в чем смысл обряда. Конечно же. На самом деле, как и я, Кощей ненавидит чего-то не знать. И я бы рассказала ему сама, вот только слышу, как с другой стороны дерева к нам подъезжает священник. В прямом смысле подъезжает. Они просто не двигаются иначе. Я улыбаюсь, оставаясь на своем месте, как раз напротив Кощея. Так нужно. Так и происходит на свадьбах.
— Поженить! Поженить! Поженить!
... и это был единственный случай во Вселенной, когда металлический голос далека звучал восхитительно, и вызывал теплоту в душе и предвкушение, что билось в сердцах.
— Как много ты знаешь об институте брака, Кощей? - я улыбаюсь, далек появляется на поляне. Невероятно, но он словно одет в смокинг, а на его голове находится красная подушечка с обручальными кольцами. В реальном мире далеки могли бы сделать неплохой бизнес из этого. Главное, чтобы они не додумались до этого, насмотревшись моих безумных снов...

Доктор
Склоняю голову набок. Я чувствую, как делаю это. Физически. Наблюдая за тем, как Кощей делает ко мне робкие шаги, как снова и снова борется со своим смущением, с непониманием и желанием узнать, что же будет дальше. Я кусаю губу, пока он говорит, что вынужден нарушать правила. ОН прав, я все равно полечу. Я все равно буду вляпываться во все возможные авантюры, делать это играючи и смеясь, иногда становится серьезной, лишь когда уже поздно. Я буду делать это одна, без его защиты следующие несколько сотен тысяч лет, но сейчас он рядом со мной. Берет меня за руку, и дыхание мое становиться чаще, а сердцебиение обоих сердец учащается.
— Я знаю, что ты всегда спасешь меня, Кощей... — шепчу я, смотря прямо в его глаза.
Ведь я не вру. Я не лгу. Я умирала тринадцать раз, но теряла я веру гораздо чаще. Не слишком уж, нельзя сказать, что у меня совсем не было характера, но так случалось, что я верила, что умираю. Чаще всего это происходило в той регенерации, где мне нравились рыбные палочки и заварной крем. Я была уверена, что это регенерация — последняя, и поэтому каждая критическая по моим меркам ситуация (а таких было очень мало!) приводила меня к мыслям о кончине. Проводя вечность на планете Рождество, будучи уже дряхлым стариком, я думала о тебе. Думала о тебе, Кощей. Ты появишься из-за угла, скажешь: ну, ты, Тета и даешь! Вот до чего довели тебя твои авантюры! Пожуришь меня, и тогда я найду в себе силы жить. Каждый раз видя Мастера, встречая его на своем пути, я вспоминала тебя, Кощей. Я знала, что ты там, под этой коркой. И я видела тебя. Видела, когда ты жертвовал собой, спасая меня и Землю от Рассилона, видела тебя в глазах Мисси так часто, что едва ли не называла ее твоим именем...
Ты всегда спасешь меня, Кощей..
Далек с кольцами смотрелся комично. Я даже посмеялась. И мой легкий смех помог мне выкинуть из головы признание, которое Кощей никогда не услышит из моих уст.
— Пожалуйста, не паникуй! Мы должны взять кольца в руки, — я поясняю, разрываю наш контакт пальцами, что был мне так приятен, беру кольца, даю одно Кощею, а второе оставляю у себя в руке. Кусаю губу, смотря внимательно на юношу, — Сейчас далек будет говорить речь. И в определенный момент он попросит меня сделать обмен кольцами. Тогда ты наденешь кольцо на мой палец, — киваю на указательный палец правой руки, — А я — на твой палец, — указываю также. — Кольца — это символы. Символы того, что мы всегда будем рядом друг с другом в горе и в радости. Помогать друг другу. Разве это не то, чего мы так хотели, Кощей...?
Я снова кусаю губу. Кажется, я не подумала, что мой вечно смущенный друг может испугаться. Испугаться намерений Доктор связаться узами брака. Как типично, говорят, юноши всегда боятся такой ответственности, но сейчас дело обстояло немного иначе: передо мной был не Рори Уилльямс, и даже не я в день свадьбы с Ривер Сонг. Передо мной был Кощей, который понятия не имел, что происходит. И поэтому ему становится страшно. А страх, как известно, лучший друг кошмара....
— Ты хочешь, чтобы я снова умер? Ты мечтаешь об этом?
... вот, что срывается с уст юноши, в которого была влюблена в Академии. Страх из сна стал и моих страхом, и поэтому легкий сон мгновенно становится кошмаром, из которого хочется вырваться. Кощей умер однажды. В отличии от остальных Повелителей Времени у него, как и у Теты, не было возможности начать жизнь с другим лицом. Потому что из пеплов тех тел энергия регенераций и просто окружающая среда вынесла новых Повелителей Времени — Доктора и Мастера — полностью отрешенных от своего прошлого, и одинаково не желающих к нему возвращаться.
Но это будет не сейчас. Нет. Совсем не сейчас. Так почему же ты отталкиваешь меня уже сейчас, Кощей...?
— Как ты можешь так говорить?! — я возмущена и пытаюсь сохранить образ обиженной девочки, чтобы он не понял, какую на самом деле боль я храню в своих сердцах, — Я хочу, чтобы ты жил! И чтобы мы путешествовали, как мечтали, чтобы посмотрели Вселенную! Так много звезд на небе, к которым мы хотели прикоснуться руками, разве ты не помнишь...? - я ищу в глазах Кощея ответ, и больше всего боюсь потерять его самого. Боюсь, что за этой пеленой страха и гнева, на волю вырвется Мастер, который растопчет меня окончательно. Который низведет меня ниц, заставив кричать. Я не хочу этого. Я сейчас не готова.
— Поженить! Поженить! — требует далек. Наверное, у него ограниченный набор слов, и времени не так мало. Он — единственный далек-священник во Вселенной, должно быть, очень занят, чтобы ждать, пока мы выясним отношения с женихом, и пока я расскажу ему, зачем же нужен этот обряд, ради которого мы так странно оделись. Выдыхаю, поднимая взгляд на Кощея.
— Нет, причем здесь беспощадные убийцы, Кощей... — я говорю максимально спокойно, склонив голову набок, — Брак — это союз между мужчиной и женщиной. Семья строится на основе брака, — выдыхаю, — Я подумала, что когда мы будем путешествовать, нам нужно будет представляться женатой парой, чтобы к нам не было лишних вопросов. Чтобы меня никто не украл! И тебя никто не украл! Чтобы нас никто не разлучил, — мягко говорю я, смотря на кольца. В одно мгновение они стали еще более символичными, чем прежде, и я еле подавила поток слез, что был готов сорваться вниз, — Я просто хотела, чтобы мы все сделали правильно. Как нужно по правилам. Вот только где на планете, где никто не верит в чувства, найти Священника... — я смотрю на далека, пожимая плечами, — Пришлось просить помощи у перечницы, — выдыхаю, смотря на Кощея.
— Это просто обряд, Кощ, — успокаиваю я, смотря в глаза юноши. Я так хочу, чтобы он поверил, так хочу, чтобы он согласился совершить это таинство здесь под неизвестно откуда появившемся дереве под светом двух Солнц и покровительством далека. Мое дыхание замирает, я даже ветер уже не чувствую. Потому что он больше не имеет значения. Важно только то, что происходит здесь и сейчас. Важен только тот ответ, что Кощей даст мне...

Доктор
Прости, Доктор. Я думала, что это будет легкий сон, светлый, как настоящий перышко. То, чего ты так сильно заслуживаешь, то, чего ты так хочешь. То, о чем шепчет твое подсознание теперь, когда ты знаешь всю правду о своих с ним отношениях. Я думала, что это будет так легко, невинно. Так, как ты мечтала, еще будучи мальчиком Тетой. Но, увы. Увы, ничего не получится. Твое подсознание — невероятно жестокая вещь. Оно никогда не даст тебе парить, не даст тебе сиять. Сотканное из твоей боли, твоих сомнений и тайных желаний, которым ты просто не даешь возможности вырваться. Иногда они выходят сами, Доктор. И рушат твои ангельские мечты. Прости, придется терпеть очередную порцию боли. Прости, придется смириться...
— Что ты говоришь, Кощей... Я никогда не спасала мир от тебя... — и это правда. Как я могла спасать мир от Кощея, прекрасного мальчика с большими глазами, что умер навсегда, оставшись на Галлифрее, или на следующей после него планете. Когда Кощей умер из его пепла восстал Мастер, но правда в том, что Мастер никогда не был Кощеем. И никогда им себя не считал, постоянно открещивался от этой части нашей истории, заставляя и меня оставить Тету позади, — Мои встречи с твоим будущим, действительно, фиксированы. Но не говори так, как будто они были только трагедией, и не несли в себе ничего светлого, доброго, теплого... Это не так. Это не всегда было так. Будущее твое — это не только разрушение, а мое — не только спасение мира от тебя. И до этого еще так много времени, так много, Кощей...
... ни здесь, ни сейчас, ни в это мгновение. Здесь в собственном сне мне хотелось бы быть просто возлюбленной, просто счастливой невестой, что обретет свое счастье вместе с Кощеем. С Кощеем, что делает шаг назад, подходит к дереву, прижимается к нему. С Кощеем, к которому я тяну руку, и к которому делаю такие робкие шаги, ощущая внезапно знакомый шелест травы. Я хочу, чтобы он перестал быть таким серьезным. Эта серьезность совершенно ненапускная, и она была Кощею совсем ни к лицу. Мне не нравилось. Я хотела остановить его раздумья, я хотела, чтобы они перестали быть для него важными...
Твое откровение. Барабанная дробь. Издевательства сверстников. Драки. Торвик.
— Я никогда не считала тебя сумасшедшим, не говори так, Кощей... — я снова и снова возвращаюсь к его имени, подойдя и положив руку на его. Смотреть в его глаза сейчас было так больно, как не было, казалось, сотни раз до этого. Потому что сейчас, я чувствую, как внутри что-то оказалось сломанным. Что-то, что я не смогу собрать, - Я дружила с тобой, я верила тебе. Я любила общаться с тобой, и сейчас люблю. И мне было не все равно. Эти барабаны в твоей голове. Я всегда помнила о них. Как думаешь, почему на самом деле я придумывала все эти авантюры? Я, конечно, невероятно любопытна, но это не все. Мне хотелось, чтобы ты перестал печалиться, перестал быть таким несчастным, как сейчас, — я шепчу, смотря в твои глаза, — Я хотела, чтобы ты не думал о своих барабанах. Ты прав, я поздно услышала их. Но благодарна, что будущий ты дал мне послушать их. Благодарна, что смогла коснуться той боли, с которой ты жил всю свою жизнь. Сильный и смелый Кощей, с такой большой волей и выдержкой. Едва ли кто справился бы, а ты смог...
Барабанная дробь до сих иногда приходит ко мне в кошмарах. В самых страшных снах, что только касаются моего сознания. Теперь я даже не уверена, что это просто было отражение моего подсознания. Кто знает, возможно, Рассилон поиграл и с моим разумом тоже, создавая неидеального солдата, но мученицу, у которой можно все отнимать, которую можно бесконечно заставлять что-то забывать. Возможно, приглушенный звук барабанов был и в моей голове тоже. Своеобразная кара за те чувства, что позволили Тете и Кощею завести ребенка на Галлифрее. Семья должна страдать одинаково, не так ли?
— Я не забывала о тебе! — сжав руку Кощея, воскликнула я. Все то, о чем говорит его сознание, было так неверно и неправильно, что мне хотелось просто кричать от обиды. Кричать так, словно каждый мой новый крик является ответом на все его слова, что бесконечно меня ранят. Я забываю тоже, что это все послания моего разума, это просто сон, в котором она оказалась заточена. Я не знала, что делать дальше, и не знала, как выбраться, поэтому я просто продолжала плыть, не отпуская его руки, — Это будущий ты сказал мне, что ты мертв. Дал мне это, как чистую монету, заставив перестать искать тебя в нем. Я не знаю, сделал ли ты это по своей воле, или несчастье случилось с тобой, но ты решил остаться где-то на просторах Вселенной, как мы когда-то мечтали вместе. Ты решил обратиться в Мастера...
... но я помогла тебе стать им. Мастер никогда не стесняется напомнить Доктору при удобном, и даже не очень случае о том, что это именно я виновата в становлении Мастера. Я убила Торвика, и когда Смерть пришла за мной, чтобы пригласить в свои ученики, я не сделала ничего лучше, как отдала на обучение Смерти своего лучшего друга, в котором всегда была Темная Сторона. Темная Сторона, которую я так боялась, и с которой не хотела спорить. Я не думала тогда, что случится после обучения. Я старалась не задумываться над тем, что Смерть сделает с ним, и что сделала в итоге на одной из планет, когда меня не было рядом. Я была виновата в том, что оставила его. Я была виновата в том, что не была рядом, когда Кощея умирал. Точно также, как и не простилась с Мисси после. У меня это вообще плохо получается. Прощаться с Кощеем.
И поэтому сейчас я не намерена делать этого. Даже если в конечном итоге это был просто сон, который все равно ничего не смог бы изменить.
— Ты знал, что я не стремлюсь к власти. Ты знаешь, что мне никогда не было интересно это! Я просто хотела исполнить нашу мечту. Общую, одну на двоих. Я хотела бороздить с тобой время и пространство, я хотела держать тебя за руку, когда Везувий будет извергаться. Все, чего я хотела — наша небольшая мечта о вечности вместе. А ты предложил мне власть. Ты предложил мне остаться на этой планете, среди всех этих Повелителей Времени, что ненавидели нас, не признавали нас. Сколько бы я продержалась у власти? Я ничего не понимала в этом, была бы свергнута тут же! Я не такого будущего хотела для нас... Но ты все забыл. Тобой двигали другие помыслы... — я горько выдыхаю, — Ты тоже был моим единственным другом, Кощей. И наблюдать за тем, как ты поднимаешь восстание, наблюдать за твоей жестокостью было невероятно больно. Ты изменился. А я осталась прежней. Я все еще такая. Я все еще хочу путешествовать, и узнавать новые миры, и все также проклинаю власть... Я никогда не стала бы Лордом-Президентом. Ты знал, что я откажусь...
Кощей хватает меня за предплечья. И вся его злость и ненависть так похожа на Мастера, что я не могу отделаться от этого внутреннего крика, что разрывает меня. Я не стану кричать в собственном сне, ведь боли физической я не ощущаю, а морально духом ниже падать уже было просто некуда. Я позволяю тебе говорить, позволяю тебе считать меня предательницей. Поверь, я тоже себя таковой считаю. Поверь, я знаю, что предала тебя задолго до того, как отказалась остаться с тобой в качестве Лорда-Президента. Вот только я верила, что твое предательство было первым. Но, как всегда, у нас разные взгляды на эту жизнь.
— Я просила тебя не читать... я умоляла тебя не учится гипнозу... я молила, — шепчу, смотря на Кощея, пока слезы проступают, — Я знала, что ты не ограничишься им. Я знала, что ты захочешь узнать что-то еще. Ты был таким же любознательным, как я. Ты убил мою бабочку, — я шептала, — Ты сказал, что их еще сотни. Ты знал, как она мне важна. И мы только начинали учиться...  Ты всегда был жесток... — дрожу, — Я хотела тебя остановить, я хотела, чтобы ты остался моим добрым другом! Я не хотела, чтобы ты менялся! Потому что ты бы упал во тьму. И ты предал бы себя! Ты предал себя, Кощей! — крикнула я, находя в себе силы и освобождаясь, — Мастер сказал мне, что когда он убивает людей, то чувствует, что делает то, ради чего был создан. Нет. — качаю головой, — Ты сделал себя таким. Ты позволил себе упасть в эту канаву, а теперь барахтаешься, обвиняя меня в том, что я не подаю тебе руки! — я охнула,— А как же тебе ее подавать, если ты плюешь в нее всякий раз, когда я пытаюсь вытащить тебя...
Слезы все-таки хлынут из глаз. Далек не понимает, что происходит. В его программе было четко прописан весь порядок действий. И, да, в нем были и слезы. Слезы радости, которые должны были литься из моих глаз по окончанию церемонии. Я должна была кричать. Вот только от счастья, разбрасывая букет из ромашек в галлифрейский воздух. Вот, как все должно было происходить. Но на деле, конечно же, все было немного иначе. Совсем немного.
Посмотрев на кольцо в руке Кощея, на то, как горят его глаза, и ощущая, как снова становится страшно, я сглотнула, смотря в твои глаза. Подсознание на мгновение покажет картину так, как будто передо мной кадры из кинофильма. Тушь на моих глазах потекла вниз, я — заплаканная, идеальная прическа превратилась в фарс, а ромашка, ромашка, что была в моих волосах медленно отпускается на поверхность, чтобы встретиться с моими обнаженными ногами. Я качаю головой.
— Я хочу, чтобы ты вернулся... — подняв на юношу взгляд, произношу, не отрывая от него взгляд, — Я скучаю по тебе, я не могу перестать искать тебя в твоем будущем. Я больше не могу слышать каждый раз, что ты, Кощей, мертв, или что тебя вообще никогда не существовало. Я хочу мечтать, я хочу снова путешествовать с тобой... Мне так не хватает этого душевного покоя, этой легкости и звонкого нашего смеха. Каждый раз, возвращаясь памятью в свою раннюю жизнь, я вспоминаю теплых и светлых нас. И это то, что мне нужно...
... это то, ради чего я снова готова попасть в капкан. То, ради чего я готова стереть свои слезы, успокоиться, и снова посмотреть на тебе. На этом вечном языке противоречий, на котором нам приходилось общаться, и который был универсальным, нет слов, которые могли бы описать мою странную и бесконечную зависимость от тебя, Кощей. И бесконечное желание мое стать с тобой единым целым. Хотя бы во сне.

Доктор
Я хотела быть с тобой. Хотела бы, чтобы этот глупый и сентиментальный обряд имел бы хоть какой-то смысл. Ни для себя, для Теты. Для Теты, что любил так сильно, так сильно. И даже когда боялся тебя, отдалялся, и находил утешение в руках Ушас, что ненадолго отрывалась от книг, нехотя смотря на страдающего мальчугана. Все равно где-то там в сердцах гремела канонада за них обоих. За их дружбу, за желание путешествовать, и изучать Вселенную. Было так легко поверить, что спасение где-то там — впереди, за пределами Галлифрея. Нам нужно было лишь поверить. Нужно было лишь поверить...
Плача сейчас, не в силах найти никаких слов, что успокоили бы меня внутри, я только и могу, что думать о Кощее, который чувствовал себя преданным. Это было весьма обосновано. Я чувствовала себя преданной тоже. С того дня, как Кощей признался, что продолжает учиться гипнозу, хотя нет, все было не так. Я просто нашла книгу о гипнозе под его подушкой. Он просто не знал, что сказать, кроме очевидного. Я плакала всю ночь в комнате, не желая успокоиться. В тот самый день я поняла, что наши пути разойдутся. Так или иначе. Потому что...
— ... ты вступил на темный путь в тот день, Кощей, - я прошептала, подняв на него взгляд, — И сейчас ты говоришь, что сделал это из-за меня. Из-за нас. Ты хотел, чтобы нас не обижали, и поэтому обучался гипнозу. Что я могу тебе сказать, мой друг, - стерев слезы, посмотрела на Кощея все более уверено, — Это было зря. Нас все равно обижали. Чтобы мы не делали, кем бы мы потом не становились... — и мне горько от этих слов. Горько от того, что они срываются с моих уст. Какими бы мы не были сильными, чтобы мы не делали, нас всегда можно было стереть с лица Земли. Сентиментальный Тета думал, что проблема в том, что Кощея нет рядом, и что нужно лишь его вернуть, и все будет, как раньше, но я знала страшную тайну, которую он не смог постичь, — В конечном счете мы начали обижать друг друга...
Это такое легкое слово "обижать". Кажется, что оно не принадлежит нашему с тобой миру, нашим отношениям. Но сейчас ты, Кощей, на том уровне своего сознания, когда мы именно обижаем друг друга. Не истребляем, не испепеляем, не ненавидим так сильно. Мы обижаем друг друга. И я не хочу этого рушить. Не сейчас. Этот образ. Твой ранний в моей голове. Я так хочу, чтобы он был единственным, что я запомню. Хотя я и знала, что ты не останешься таким. Я хочу это помнить. И хочу помнить, что я права. И что не оставляю тебе выбора.
Кощей берет меня за руку. Я вздрагиваю. Не понимаю, когда он подошел так близко снова, и когда взял кольцо, что надевает на мой палец. Я поднимаю на него взгляд.
— Кощей... — я говорю так мягко, стараясь игнорировать далека, что тут же принялся кричать о радости на весь Галлифрей. Подхватив кольцо с его постоянно крутящейся головы, я принимаюсь смотреть мальчику в глаза. Прекрасному мальчику, которого я полюбила. И которого всегда буду продолжать любить. Несмотря на все, что происходит между Доктором и Мастером Кощей навсегда останется в моей памяти, как что-то прекрасное и светлое.
— Я всегда надеялась тебя вернуть... — я принимаюсь надевать кольцо на его палец, — Прости, что заперла тебя здесь, — как-то нелепо оправдываюсь я за свое подсознание, что просто не могло не выбрать Галлифрей в качестве временного пристанища для нас обоих, — Просто где же еще жениться, если не на поле из оранжевой травы? - легкая улыбка касается моего лица, и я кладу ладонь с кольцом на твою щеку. И я хотела бы сказать что-то еще, но далек принялся верещать от поцелуе. Я выдыхаю, — Ну, вот и кто тебя просил, ты что не мог подождать?!
Далек замолчал, но ненадолго. Кощей кинул на него пиджак, далек принялся кричать о нападении, кружиться вокруг своей оси и стрелять во все стороны. Я рассмеялась так звонко и искренне, смотря на Кощея. Нет, я совершенно не злилась, что поцелуй сорвался. Я бы нашла время и место повторить его снова, а пока стараюсь просто насладиться этим моментом. Моментом крика далека, следующим, как Кощей взял мою руку, и как мы принялись убегать от ставшего оружием по неволе священника. Я не знала, куда мы бежим, но далек становился все тише, а поле все реже. В итоге мы попали в поместье Кощея, в его комнате, перелезли по дереву, и остались на крыше. К большому счастью я была босая, ибо если я была бы настоящей невестой, то меня ожидало бы испытание из каблуков и дерева. И я пока не что не решаюсь думать, кто из них победил бы в этом противостоянии.
И вот мы на крыше, Кощей обнимает меня за плечи. Стремительно смеркается, и вскоре яркие звезды зальют все небо. Звезды, на которые мы так любим смотреть. Я улыбнулась умиротворенно, переводя взгляд на Кощея. Такой внимательный, изучающий. Я не знаю, что именно хочу сказать ему, даже в своем сне я не могу сориентироваться, но Кощей помогает мне. Очевидно, подсознание гонит меня вперед.
— Нашего дома больше нет, Кощей... — я выдыхаю, — Но ты это итак знаешь. Ты ведь его разрушил. Будущая версия тебя. С тех пор мне не спится, и я постоянно прихожу домой. Я не могу найти в себе силы прогуляться по Цитадели, по Капитолию. Я просто прихожу на Галлифрей, открываю дверь, сажусь на порог ТАРДИС и бесконечно плачу. Это место было моим домом. Домом, откуда я хотела сбежать. Домом, куда я не хотела возвращаться. Но все же домом. И с твоим поместьем связаны самые теплые воспоминания о Галлифрее... - я мельком смотрю на юношу, — А еще потому, что твой дом по ту сторону Капитолия от площадки, где приземляется ТАРДИС. Я не видела его разрушенным. Это помогает. Дает иллюзию, что поместье еще цело...
... а еще я так хочу спросить у тебя о ребенке. О ребенке Теты и Кощея, которого отняли у этих невинных молодых людей. Но я знаю, что ты не ответишь мне. Ведь мы находимся в моем сне, и мое сознание расскажет мне ту историю, что я хочу услышать. А не ту, что была правдой. И это тоже причиняет боль. Невероятную и невыносимую.

Доктор
Кощей вернет меня к воспоминаниям из юности. К этой части их я возвращаюсь редко. Все больше вспоминаю, как мы лежали на красной траве, мечтая о будущем, и не могу не вспоминать, как были свергнуты президенты, но вот позволить себе вернуться в это воспоминание снова и снова было для меня непостижимо. Одно из путешествий, что нам удалось совершить. Это было так давно. Я пыталась не думать об этом, потому что проще было думать, что нечего не было, что места даже не начинала сбываться, чем думать о том, что мечта была растоптана на части позднее. А, возможно, это лишь игра твоего воображения, и на самом деле вы оба никогда не бывали вместе на планете, что так похожа на Татуин...
Я лишь покачаю головой на рассказ Кощея, на то, что ему удалось там встретить мальчика, что был похож на него. Что-то кольнет внутри, а что именно — не знаю сама. Возможно, то, что мальчик, которого он описывает, так похож на Энакина. Они могли бы стать хорошими друзьями, мне кажется. Вдруг, если бы они были знакомы, то не выбрали бы оба темный путь? Или выбрали бы его еще быстрее? Я не знала точно ответа, и это немного нервировало меня, но я старалась не подавать вида. Я смотрела на Кощея, запоминала его больше, и его голос. Не понимала, к чему он рассказывает о путешествии. Ему не понравилось быть заключенным в этом сне на Галлифрее? Я выдыхаю, смотря на юношу:
— Та планета, что ты описал, та встреча, о которой ты говоришь — прекрасны, я не спорю. Но в моей глупой голове Повелителя Времени то приключение не ассоциируется с нами двоими, Кощей... — я прошепчу, смотря юноше в глаза, — Галлифрей — наш Париж. Наша отдушина, место, где мы влюбляемся, где мы живем, а не просто существуем. Галлифрей — наш дом. И я буду всегда думать о нас на этой планете. Я буду вспоминать тебя, твои глаза и твой смех. Ты для меня одна из причин, по которой я вспоминаю Галлифрей... — я скольжу взглядом по Кощею. А потом он делает больно. Нам обоим. Потом он спрашивает, хотела ли я найти его, и слезы снова накатывают на глаза. Я стараюсь подавить их, но как же это сложно сделать, когда смотришь в глаза этому самому мальчику, за которым так и не вернулась. Я выдыхаю. Я ведь могу признаться ему хотя бы во сне, не так ли? Ведь это просто сон... Хотя бы здесь я могу быть честной.
— Ты сказал мне, когда я встретила тебя впервые после Галлифрея, что Кощей мертв. Ты был груб, ты был зол. Ты стал моим врагом, стал моим Мастером. Мне было очень больно. Я не могла найти себя места. И пусть я перестала быть твоим Тетой, стала твоим врагом, твоим Доктором. И мы перестали быть друзьями. Мы стали врагами. И я хотела сохранить память о Кощее, о своем старом друге, который был с Тетой на Галлифрее. Тета и Кощей остались на Галлифрее. Я не хотела тебя трогать, не хотела, чтобы ты знал, хотя бы догадывался о том, что стало с нами. Ведь Кощей любил Тету, Тета любила Кощея. У них, у нас был ребенок... — я смотрю на Кощея с надеждой в голосе, но что он ответит мне, мое отражение. Моих мыслей творение. Ничего из того, что может меня успокоить. Ничего. Я выдыхаю шумно, стараясь игнорировать трель в голове. Трель, что говорит мне, что все здесь было нелинейно. Что все здесь было лишь моей иллюзией. Кощей никогда не услышит моих слов, никогда.
— Я не хотела разрушать тот хрупкий мир, что был у нас, Кощей. Я не хотела ничего менять. Я испугалась. Испугалась, что, узнав, что стало с нами, ты еще быстрее сойдешь с ума, быстрее станешь Мастером. Я... мне нужен Мастер. Он, как твое прямое продолжение, занимает важную часть моей жизни, он всегда живет с моих сердцах. Мы пробовали стать друзьями снова, а потом вновь врагами, и это больно, но это правда. Твое безумие и мой пацифизм редко находили точки опоры, точки взаимодействия, как бы нам этого не хотелось. В те редкие моменты, что мы с Мастером были близки, и когда я называла его твоим именем, он менялся в лице, зверел, и кидал мне в гневе, что ты мертв. Кощей мертв... — я шепчу, теряясь в глазах мальчика и качая головой, — Как ты можешь быть мертв, если ты передо мной...?
— Наше детство, наша юность и становление, которое мы прошли руками об руку долгое время было единственным нерушимым, что было у меня. Я возвращалась к воспоминаниям о тебе в своей голове, я купалась в них, и, мне казалось, что я, наконец, обрела тот самый покой, о котором так мечтала. Но сейчас и это изменилось... — я качаю головой, — Я не помнила, что у нас был ребенок. Я не помнила, что его отняли у нас. Мастер искал нашу дочь, но ничего не нашел. А я пока не могу даже найти в себе силы, чтобы искать... — я задыхаюсь, и мне в одно мгновение становится так холодно. И даже то, что Кощей греет меня своим пиджаком не спасает. Я ощущаю этот холод, он проходит сквозь меня, и выходит снова, обнажая мою боль. Невероятную, невыносимую, сводящую с ума.
Я не представляю, какого это: не помнить своего ребенка, не помнить несколько лет своей жизни, как минимум одну регенерацию после не вспоминать. Мне невыносима сама мысль, что это может быть еще не конец, и что Рассилон мог отнять у меня, у нас гораздо большее. Зачем ему это делать? Почему именно мы с Кощеем? Едва ли только наша с ним любовь в то время на Галлифрее была греховна. Так много вопросов, на которые мне никто не сможет дать ответы. И это тоже сводит с ума. Эта безысходность.
Я даже не понимаю, почему вижу Кощея во сне. Почему решила выйти за него замуж. Тета фантазировал о свадьбе, и Кощей не постеснялся сказать ему, что это — глупость. Пока что Кощей передо мной не говорит этого, но ведь он был моим воображением. Так что все еще впереди. И вот-вот он начнет рассказывать, как это все было глупо и утопично. Я не знаю, зачем мое подсознание продолжает мучить меня. Очевидно, чтобы я не чувствовала себя спокойно, не чувствовала себя в безопасности. Нет ничего хуже бедлама в собственной голове. Но так и живу.

Доктор
Кощей просит рассказать о Париже. Ты, мое подсознание, играешь в самую грязную игру на моей памяти. Я могла бы рассказывать о Париже вечно. Могла бы долго и упорно рассказываю, как мечтаю оказаться в Париже с Кощеем, пройтись по этим узким улочкам, вместе выйти к Елисейским полям, гулять так долго, рассматривая людей вокруг. Упасть на свежий газон, словно это та самая трава, что была нашим любимым местом. Мы снова могли бы мечтать. Правда, смотреть теперь на одно Солнце, но, разве все дело в количестве? Думаю, что в наших мечтах. Что мы снова могли бы себе позволить. И это так больно, так больно смотреть на тебя, понимать, что тебе нужно рассказывать о Париже, пусть ты и часть моя, и сознание мое. Я выдыхаю, смотря на тебя. Нежно взяла за руку, чтобы погладить к твоим пальцам. Я бы хотела ощутить, что они — настоящие, и что ты чувствуешь это тепло точно также, как и я. Но ты лишь в моей голове, а это значит только, что ничего не получится. Еще один упущенный шанс, еще одна потерянная мечта.
— Ты сказал мне в последний раз, что Париж — город для грустных. Хотя жители Земли считают его городом влюбленных. Туда приезжают, чтобы предаться чувствам, сходить в самые лучшие рестораны, выпить лучшее вино. Виды в Париже замечательные — на исторические дома, дома Нового Времени и Средних Веков, когда люди еще старались создать что-то красивое, что-то великое. Готический Собор Парижской Богоматери, в самом сердце, на острове Ситте. Он охраняет Париж, так люди говорят. А башня Эйфеля его освещает. Она бы понравилась тебе. Башня. Построенная ради промышленной выставки, она не выполняет никакой функции другой, кроме как быть отождествлением гения мысли человека конца девятнадцатого века. Сделанная из одного железа, она долго вызывала у людей отвращение. Ее считали Анафемой, Богохульством, но со временем башня стала символом Парижа. Рядом с ней находятся Елисейские поля — бескрайняя зона для прогулок, пикников. Здесь, в ее порослях, люди делают друг другу признания в самом главном, в самом сокровенном, и просят зачастую именно здесь связать свою жизнь друг с другом. Париж удивлен. Он всегда был стыком культур, веков, поколений. Мой любимый город на любимой планете...
... наверное, именно поэтому он не дает покоя будущему тебе. Город, в котором я готова проводить так много времени, которое могло бы быть потрачено на Мастера и на решение его новых загадок. Наверное, поэтому мы так часто стали приходить туда. Сначала во время Второй Мировой Войны прямо на башне, где ты пытался удушить меня, говоря, что не знаешь, как иначе привлечь мое внимание, кроме предательств, лжи, убийств. Второй раз ты душил меня на полях, рассказывая о нашем ребенке. Ребенке, которого нам так и не удалось воспитать...
Я горячо выдыхаю. Это не то, о чем должны говорить Тета и Кощей. Но это то, с чем приходится иметь дело мне, оставшись на краю своего сознания с тобой. Я горячо выдыхаю, не понимая, как я могу обсуждать с тобой ребенка. Ты не дашь мне ответов, лишь сделаешь больнее, заставляя воображение вновь и вновь рисовать картины, как два мальчика, юноши, молодых мужчины воспитывают девочку с глазами спелой вишни. Девочку, которую после у них отнимут. Девочка, что станет причиной наложения проклятья Пифий. Мне все еще очень сложно в это поверить. Сложно осознать свою причастность. Но я пытаюсь. Пытаюсь, чтобы тебе не было так больно. Хотя ты и не узнаешь об этом, покинув меня. А Кощей не должен выслушивать это все. Ведь это не его вина. Что все так и произошло.
— Тета и Кощей любили друг друга, — я пожимаю плечами, поднимая на тебя взгляд, — И мы оба знаем, что эта любовь ушла дальше нелепых признаний на листах бумаги, что храним оба. Я не удивлена, что у нас был ребенок. Но я разбита тем, что его больше нет. Что его у нас отняли. Мы могли бы остаться здесь, понимаешь, Кощей? На Галлифрее, рядом друг с другом. Мы были бы семьей и никогда не стали бы врагами. Не было бы Доктора и Мастера, но, возможно, были бы приключения. Нашей семьи в ТАРДИС. Я стараюсь не давать себе думать об этом, стараюсь не давать себе фантазировать, потому что это больно. Больно осознавать, что этого не случилось, и что ты исчез...
.... и пусть ты говоришь, что, как и Галлифрей, навсегда останешься в моих сердцах, в моей памяти, потому что я позволяю, потому что я хочу видеть тебя, и ты жив в моей голове, мне недостаточно этого. Мне хотелось бы большей поддержки, мне хотелось бы видеть тебя, но я не вернусь на Галлифрей. Я не выберу другое время, потому что это все равно больно. Больно осознавать, что ничего этого в конечном итоге не случится со мной, с нами. Я не могу повернуть время вспять, и не хочу смотреть на мир, который не помню. На жизнь, которой не знаю. Скорее всего, я даже не смогу туда переместиться. Обвини меня в трусости, Кощей, но я останусь здесь, и буду просто смотреть на тебя, как на видение во сне. Видение, на котором так сильно хотела жениться. Мы убежали так далеко от далека, что его голос уж давно не слышен. И пусть кольца на наших пальцах, он так и не сможет закончить обряд, значит, это все было без толку. Как жаль. Невероятно жаль. Но мне уже стоило бы это понять, принять, и не позволять себе надеяться. Даже во снах все не могло быть идеально. О какой же реальности мы тогда говорим, Доктор?
— Мне нужна была эта свадьба, потому что я хотела бы сохранить ее в своем сознании, понимаешь? Сфотографировать, чтобы представить себе, как Тета и Кощей становятся семьей. Так проще прийти к осознанию того, что у нас была дочь. Хотела бы, чтобы у нас были кольца на пальцах. Я хотела бы создать идеальный мир, идеальное воспоминание, в которое могу укутаться, как в плед. Тепло, которое помогало мне идти дальше. У меня впереди большой путь. Я должна найти дочь, раз уж Мастер опустил руки и стал жить настоящим. Мое настоящее сейчас — поиски моей дочери, к которым у меня все никак не находится моральных сил. Подумала, что мысли о семье мне помогут. Очевидно, нет... -  я пожимаю плечами, — Становится лишь хуже. Какая-то безысходность, Кощей...

Доктор

Как странно все же наблюдать за тобой. Знаешь, не боятся, не расстраиваться, и не думать, что испортила все на этот раз. Хотя, разве могу обманывать саму себя и говорить, что это не так? Конечно же, не могу. Все равно, когда я касаюсь тебя взглядом, или когда ты прикасаешься ко мне, я ощущаю это неприятное покалывание. Оно уже никуда не денется, как бы я не хотела. Каждый раз, смотря на тебя, Кощей, я буду думать о том, как испортила все, как уничтожила тебя. И даже то, что ты сейчас смотришь на меня с почтением в конечном итоге ничего не изменит. Пройдут года и ты начнешь меня ненавидеть. Одно лишь утешает, пусть и слабо — это не происходит прямо здесь и сейчас. Значит, еще есть время.
Так легко отвечаю на твои прикосновения: ты касаешься меня, я подаюсь к тебе навстречу. Сон, подсознание, отсутствие реальности. Все это прекращает искать хоть какую-то роль для меня, когда я чувствую твое прикосновение. Ты невесомо чувствуешь меня, а я позволяю себе снова почувствовать себя юной, почувствовать себя Тетой. Ты говоришь о Париже и Галлифрее, а я лишь улыбаюсь. Будущий ты никогда не просит мне то, что я отняла его слова. Не простит мне то, что я забрала себе его славу. И что твою улыбку сейчас забрала тоже не простит. Хорошо, что мы ему ничего не скажем. Хорошо, что я не буду ничего говорить.
— Свадьба — это не глупый обряд, — склоню голову набок, совсем как Тета, когда пытался спорить с тобой, — Не сейчас, когда я знаю, что знаю, когда мы оба это знаем. Раз у нас был ребенок, значит, он должен был быть рожден в семье. Разве я неправильно говорю, Кощей...? - я говорю так мягко, без нажима. Я просто хочу услышать одобрение в твоих глазах. Поверь, это все, что мне сейчас нужно, — Раз мы были семьей, семьей, в которой росла девочка, значит, у нас была свадьба, ведь как иначе? — я слегка улыбнулась. Мы оба знаем, как иначе. И на Галллифрее имело место как раз это иначе. Но ведь сейчас, в собственном сне, что призван быть лиричным и мелодичным, я могла фантазировать о лучшем исходе. Ведь если не сейчас, то когда же еще?
— Если ты думаешь, что ты здесь единственный, кто бесится от поступков другого, то нет! — я снова улыбаюсь. Я не хочу ссорится, и не хочу рыться в памяти, вытаскивая то самое бесконечное количество раз, когда была почти готова вырывать волосы на своей голове, пытаясь понять, что ты, вернее твое будущее, делает, что ему нужно и как тебя остановить. Порой ты загадываешь мне загадки, которые я не сразу же могу разгадать. А ведь тебе ли не знать, что неизвестность для меня — худший кошмар, — Я думаю, что именно поэтому, мы с тобой так хорошо подходим друг другу... — я могу сказать это лишь Кощею в своем подсознании, но это не значит, что я не хочу сказать это твоему другому воплощению. Тому самому, которое видится мне во снах, — Мы можем выбесить друг друга, но именно это и делает нас ближе. Меня поражает твой ум, те уловки, капканы, что ты готовишь для меня. Мне нравится в них попадать, и, знаешь, это более, чем красноречиво может сказать, что у меня проблемы с головой, — но я улыбаюсь. Улыбаюсь, потому что мои проблемы так легко объяснить, если я вспомню, что все это всегда имело отношение к тебе, и только к тебе. Я лишь тебе могу все простить, ты — мой единственный враг, которого я никогда не хочу побеждать до конца. Ведь ты нужен мне, так же, как и я тебе, — О тебе я могу сказать тоже самое. Ты всегда хочешь меня победить, и ты почти уверен, что у тебя получится, но ты все равно оставляешь форточку для меня, лазейку, подсказку, которая приведет меня к тебе. Зачем тебе это делать? Потому что ты хочешь, чтобы я узнала. Чтобы поняла, что была обманута тобой. Ты хочешь наблюдать, как я распутываю тебя, как побеждаю, но на самом деле ты не очень расстраиваешься на этот счет, — хитрая улыбка, — Ведь это лишь подстегивает тебя в следующий раз сделать так, чтобы я искала тебя дольше. Поэтому мы взаимозависимы друг от друга. Можно бежать от этого, а можно принять, наконец. И назвать себя парой на вечность. Пожениться. Возможно, наши масштабы станут чуть менее обширными, если будут происходить в одной ТАРДИС, — поднимаю брови.
Я выбрала тебя, Кощей, потому что с тобой легче говорить об этом. О чувствах, о романтике. Я не могу сказать, что ты полностью соткан из этих чувств, конечно же нет. Наука движет тобой, темные начала ведут тебя вперед. Но из всех воплощений твоих будущих только ты можешь понять, как на самом деле я страдаю, когда тебя нет рядом. Как на самом деле я скучаю по тебе, как я люблю тебя. Я думала, Мисси поймет. Потом надеялась, что нынешнее твое воплощение поймет в Париже, но когда пелена французской ночи спала, он исчез, оставив меня одну. Я не хочу оставаться одна. Не сейчас. Когда я готова убить себя за то, что произошло между нами, когда мы были юными. Убивать Рассилона поздно, ты прекрасно справился с этим. Мне осталось лишь самобичевание.
— Я хотела, чтобы это был ты... — я прошепчу, смотря на наши кольца, — Я хотела бы, чтобы ты вернулся, мой юный Кощей. Мой лучший друг, добрый и светлый. Мы смеялись над одними вещами, засыпали с верой об одном будущем. Я хотела бы, чтобы сейчас все было так. Мне так не хватает этого понимания между нами. То, что мы разрушили... что я разрушила не так просто заново построить, я понимаю. Но я все равно продолжаю скучать. Я все равно продолжаю тебя искать. Искать тебя в нем. И однажды меня это убьет. Пусть хотя бы не сегодня... — я попрошу и сильнее сожму твою руку. Пожалуйста, не ускользай.
... самые теплые и нежные воспоминания. Останься со мной. Останься со мной здесь, и мне будет так хорошо, так светло. Я никогда этого не забуду, всегда буду благодарна. Но ты подаешься вперед, прижимаешь меня к себе и целуешь так нежно и трепетно, завершая тот самый обряд, что должен был произойти в поле. Далек бы сейчас, наверное, взорвался от радости. А я стараюсь не плакать. Я стараюсь не плакать, потому что эти эмоции берут верх. Я стараюсь отвечать тебе не так смело, как я могу. Ведь я испугаю тебя, я так боюсь тебя испугать. Я могу вечно говорить о том. как ты мне нужен, но это испугает меньше, чем мой вечный поцелуй. Я позволю тебе оторваться первым, когда нам понадобиться воздух. Посмотреть в твои глаза. Ты приоткроешь их, и в этот момент я заплачу. Подниму палец на уровень твоего лица, чтобы ты не начал думать лишнего, того, чего я не чувствую. А пока что я просто плачу. Плачу, не могу собрать себя в единое целое.
— Спасибо... — я прошепчу сквозь слезы. Я не могла просить даже этого в погоне за юношеской мечтой. За создание семье, которой у нас никогда не было, которую на заставили забыть. Я успокоюсь сама: через несколько секунд снова смогу дышать, и произнесу поэтому так спокойно, как будто не плакала до этого. Ты ведь знаешь, я умею, — Ну, кажется, теперь мы официально муж и жена! Ура!
Небо над Галлифреем начнет пестрить всеми цветами радуги. Кажется, мое подсознание счастливо...